Имя чешского писателя Милана Кундеры часто мелькает на страницах «Бортового журнала». К его текстам отсылают спорящие о значимости современной литературы и литературы прошлого, о нем говорят в своих примерах авторы статей-размышлений. По-видимому, пришло время сказать несколько слов о нем самом. Мы предлагаем вашему вниманию две статьи, написанные в разное время и по разному случаю, однако, объединенные общей темой — книгами Милана Кундеры.

«бессмертие» милана кундеры
вадим черновецкий

Творчество Милана Кундеры — хороший ответ постмодернистам, которые считают, что в наше время, когда столько всего уже создано, ничего нового не придумаешь и остаются лишь одни литературные игры. (Впрочем, кто-то самого Кундеру записывает в постмодернисты. Он, правда, всеми силами открещивается…) Этот писатель находит материал повсюду, ничто не укрывается от его пристальных задумчивых глаз.

Кундеру обвиняли в схематизме: дескать, главное для него не характеры высветить, а вскрыть сущность чего-нибудь. И названия вроде бы соответствующие: «Неспешность», «Подлинность», «Невыносимая легкость бытия»… На мой взгляд, беря за основу некие абстрактные категории, автор не отказывается от изучения живых людей, а просто задает ось, вокург которой вертятся в данной книге их поступки. Впрочем, назвать писателя философом — значит, по-моему, очень сильно его похвалить. Это значит признать, что он не просто разбирает отдельные поступки отдельных людей, а пытается постичь или, скорее, уловить какие-то жизненные закономерности, и делает он это не сухо, с кучей заумных слов, как большинство «настоящих» философов, а ярко, живо, интересно.

Он берет «интересность» буквально ниоткуда. Вещи, люди, фразы будто сами преображаются под его взглядом, обретают какое-то дополнительное измерение. Вот, например, утром он спросонья слушает радио. Один из ведущих обещает сильный дождь, другой отвечает, что это «наказание за наши грехи».

— Не за наши, Бертран, — усмехается первый, — а за твои.

И сонного повествователя прорывает на гимн греху, ведь грех — это жизнь. «Греши, Бертран, греши!» — восклицает Кундера, и в потоке его мудро восторженных слов уже слышится шум ливня…

А вот пожилая женщина в бассейне выкидывает вверх руку, чтобы попрощаться со своим учителем плавания, а внимательный Кундера замечает, что это жест двадцатилетней. И ему становится жаль эту женщину, тело которой давно потеряло красоту, а душа, быть может, все так же жаждет любви. Жесты — их куда меньше, чем людей. Человек — это форма бытия жеста.

И из пожилой женщины рождается вдруг прекрасная девушка Аньес, слабая и хрупкая. От шума и грубости мира она хочет защититься цветком, который носит с собой по улице…

Она — фантазия автора, об этом так прямо и говорится. Но в конце романа Кундера встречает в бассейне ее мужа, ее сестру — вымышленный мир спокойно пересекается с реальным — без тени удивления.

Он пьет вино с профессором Авенариусом. Кто, вы думаете, это такой? Сморщенный занудливый старикашка? Нет! Это высокий полный человек, который по ночам бегает по улицам и прокалывает ножом шины автомобилей, протестуя против омертвения культуры и выхолащивания человеческой сущности. Сам же при этом ездит на «мерседесе» — и это тоже в норме вещей.

Он, «реальный» человек, приятель Кундеры, торжественно присваивает одному из «персонажей», то есть одной из фантазий повествователя, звание стопроцентного осла. Он дарит ему особую грамоту…

Можно ли после всего этого говорить, что литература как искусство себя исчерпала?

философский биллиард
роман пивоваров

После второй, наверно, книги становится очевидно: в своих произведениях автор решает (вернее: ищет решения) проблемы. Вероятнее всего, свои проблемы. Однако эти проблемы — и наши тоже, иначе мы бы не читали его книг.

На эту «проблемность» указывают и названия романов: «Шутка» ли — подумать над тем, что такое «Подлинность», «Неспешность» или «Бессмертие»? И эта «Невыносимая легкость бытия» в грустном «Вальсе на прощанье»!

Автор подходит к означенным проблемам с тщательностью физика-ядерщика. Берется «подлинность» (в перекрестном смысле со словами «сущность», «действительность», «реальность», «наличие»), помещается под микроскоп авторского психологического анализа, и начинаются эксперименты. Берется несколько персонажей-кроликов, помещается в ситуацию-пробирку, а затем Милан Кундера сталкивает своих героев, словно биллиардные шары, силясь в свете искр показать и себе и читателям определение заглавия книги — «неспешность — это...», «бессмертие — это...».

Я, конечно, утрирую: Кундера все-таки писатель, а не доцент, и литература у него художественная, а не научное описание экспериментов. Но, тем не менее, этот проблемный вектор легко угадывается в большой схематичности, механистичности (быть может, сценичности) произведений. Это происходит потому, что весь текст структурирован относительно центральной проблемы; иными словами, выделяется центр (центр тяготения) романа, и все последующие его элементы: примеры, диалоги, эпизоды — выстраиваются в соответствии с этим центром (в отношении к нему). Очень похоже на структурную организацию металлических стружек, если к ним поднести магнит.

И даже в тех произведениях, что названы не «проблемно» (например, «Вальс на прощанье») можно увидеть основную «вопросительную направленность» автора и так же подытожить ее в одном, максимум, в двух словах.

Вместе с тем в одном из романов автор наглядно иллюстрирует (именно иллюстрирует) опасность такого аналитического (чуть было не написал: психоаналитического) подхода к жизни. Герои-кролики «Подлинности» порой заходят в своем поиске чересчур далеко и стремительно приближаются к пропасти... но тут добрый седовласый ученый спасает их. Все кончилось хорошо (ну, более-менее).

И все же, несмотря на математичность, эти книги действительно интересно читать, гораздо интересней, чем эту критическую статью. В том же «Бессмертии» Кундера размышляет об этом понятии в чисто человеческой (а вернее сказать, не столько «человеческой», сколько «людской») плоскости. Он предлагает множество потрясающе интересных выводов из собственных наблюдений за этими забавными существами.

Например — долго не решался я рассказать что-либо конкретное из романов, не желая раньше времени раскрывать чужие карты (вдруг вы захотите прочитать их, если еще не читали), но все же... Например, безумно интересная мысль о том, что людей во много раз больше, чем жестов, и поэтому последние «кочуют» от человека к человека (в этом смысле жест бессмертен); стало быть, не человек пользуется жестами, а они им. Человек как форма бытия жеста.

Но это всего лишь один пример. А за другими вам лучше обратится к первоисточникам.